Чёрный атом - Сергей Соколов

В большой клубной комнате фешенебельного отеля «Четыре времени года», в одной из пяти арендованных оккультным «Обществом Туле», проводилась лекция для новых рукоположенных членов. Около тридцати присутствующих внимательно слушали докладчика, делали пометки в блокнотах.

– Девиз нашего общества: «Помни, что ты немец. Держи свою кровь в чистоте!»

Великая историческая миссия возложена на плечи истинных сынов Германии – пройтись огненным колесом свастики по врагам нации: Вольным Каменщикам и сионистам. Поэтому, я говорю новым братьям и сёстрам: «Привет и победа!»

Присутствующие поднялись с кресел с вытянутыми вверх и вперёд правыми руками. Потом все сели, лекция продолжилась.

В приоткрывшейся двери показалась голова молодого человека, стала выискивать кого-то в комнате. Очевидно, её появления ждали: мужчина в элегантном костюме поднялся с первых рядов и быстро скрылся за дверьми.

– Что там? Говори! – нетерпеливо спросил мужчина у юноши, одетого в несоответствующую роскошному отелю одежду: коричневая кожанка, армейские галифе, сапоги.

– Они их расстреляли. И обезглавили.

– Всех? И графиню?

– Да, секретарь Общества Туле Графиня Хейла фон Вестарп погибла.

– Красная сволочь! Что творят!.. Слушай, Отто… – мужчина заговорил тише. – Как там твои… спортсмены?

– Ждут. Ребята готовы выполнить любой Ваш приказ.

– Не сомневаюсь. Наш фрайкор не слабее других… Нужна акция, громкая… И немедленно! Подбери кандидатуру…

– Понял… Есть сведения о неком еврее-ростовщике: он финансирует Советы.

– То, что надо… Действуй, Отто!

– Heil und Sieg!

Глава IV

Жёлтая мама

1

Дверь, на матово-молочном стекле которой просвечивала зеркально отраженная надпись «Нотариальная контора Лёффер и сыновья», отворилась широко, даже слишком широко: она достала до подставки для зонтов клиентов. На улице с утра шёл дождь, но из-за отсутствия посетителей подставка непривычно пустовала. Руководство конторы, в лице её владельца Карла Лёффера – юриста в третьем поколении – отменило на сегодня все текущие дела, распустило весь персонал, кроме старшего сына Альфреда, посаженного на место обычного клерка, и пребывало в ожидании важной персоны.

Колокольчик над дверью громко звякнул и почтительно затих. Вошедший мужчина сделал несколько энергичных шагов и оказался на середине приёмной, рядом с напряженно улыбающимся хозяином.

– Здравствуйте, герр Лёффер. Кажется, я наделал много шуму? – на породистом ухоженном лице ещё было заметно простодушное смущение, но оно всё больше приобретало знакомое по фотографиям в политических и экономических разделах местных газет выражение: умный, располагающий к себе собеседника, взгляд влиятельного функционера, члена лантага; уважаемого делового человека, с высоким постом в крупной строительной фирме «Нойбау».

– Добрый день, герр…

– О, пожалуйста, не путайте меня с известной личностью. Я – просто Франц Мюллер, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить в этом журналистов и тех, кто себя за таковых выдаёт, весьма охочих до сенсационных подробностей о визитах в нотариальные конторы. В чём дело, милейший? Зачем Вам понадобился Франц?

– Простите, герр Мюллер… Дело о завещании некоего Куммермана…

Взгляд политика и предпринимателя – сама кротость в сравнении с той холодной глубиной надменного величия, которую увидел на миг в глазах гостя бедный нотариус.

– Нам лучше пройти в Ваш кабинет, – голос сделался тихим и твёрдым, как камень.

Они прошли мимо склонившегося в поклоне Альфреда к боковой массивной двери и скрылись за ней.

2

– Наша нотариальная контора небольшая, но с давними традициями, главная из которых – это безупречность в делах, – является основой доверия клиентов. Карл Лёффнер возился около крупповского сейфа. Наконец, он извлёк папку для документов и небольшой продолговатый предмет, обёрнутый в плотную бумагу с несколькими сургучовыми печатями. Папка была лёгкой, а неизвестный предмет, судя по оставленному им звуку на столе, довольно тяжёлым. Господин юрист уселся на своё рабочее место, но тут же подскочил, услужливо протянул через стол зажжённую спичку, увидев, что разместившийся напротив в широком кресле гость достал сигару.

– Итак? – ароматный дым окутал кабинет.

– Да-да, итак… Вчера, 30 апреля 1929 года, в день десятилетней годовщины со дня трагической гибели Гершома Кумеррмана, согласно завещанию усопшего, были возобновлены нотариальные действия по исполнению его последней воли…

Называвший себя «просто Францем Мюллером» слушал внимательно, сопоставляя услышанное с известными ему фактами.

«Надёжный источник финансового ручейка, одного из многочисленных, в бескорыстной помощи братству в осуществлении Великого замысла, иссяк десять лет назад в день убийства старика Гершома. Несомненно, это дело рук молодчиков из Оберланда. Они, собственно, и не скрывали, а их паршивая газетёнка подняла тогда лай про справедливое возмездие, делая грязные намёки в нашу сторону… Так завещание всё-таки существует… Интересно».

– … «В присутствии внука завещателя – Михаэля Лемке, делового партнёра завещателя – Питера Майера, гражданина Соединённых Штатов Америки, а также, высшего должностного лица строительной фирмы „Нойбау“, вскрыть конверт с дальнейшими инструкциями по справедливому решению наследственных прав. Дата: 13 апреля 1919 года. Город Мюнхен. Подпись.» На этом документ заканчивается.

Нотариус отложил в сторону лист, стал выжидательно смотреть на курившего «Мюллера». Тот молчал.

«Питер Майер… Питер Майер… Американец, деловой партнёр… Очень любопытно. Не являлся ли этот партнёр для Куммермана… значит и для нас…»

– Герр Мюллер, я нахожусь в затруднительном положении, как выполнить условия завещания: Михаэль Лемке со своей матерью давно эмигрировали в США; Питер Майер – гражданин США; Вы находитесь здесь, в Германии…

– Я помогу вашей конторе и впредь оставаться безупречной по отношению, подчеркну особо, к благодарным клиентам. Поступим следующим образом…

3

Альфред Лёффер был на вершине счастья. Ещё бы! Оказаться в числе двух тысяч двухсот пассажиров трансатлантического лайнера «Бремен» в его первом рейсе в Нью-Йорк – это казалось невозможным. Но всемогущий господин «Мюллер» устроил всё наилучшим образом, обещая также встречу и содействие Альфреду со стороны представителя заокеанского филиала мюнхенской строительной фирмы.

И вот 16 июля 1929 года молодой нотариус, попрощавшись с отцом и имея при себе из багажа лишь небольшой чемодан и благородный портфель, в котором лежали документы и необычный свёрток из плотной бумаги, вступил на борт двухтрубного гиганта. Прощай, родная Германия!

Но печальные мысли о родине за четыре дня путешествия выветрились из молодой головы, в чём немалая заслуга баров и милашек варьете, уступив место дерзким планам и мечтам. Америка – страна юристов, он не пропадёт. Взять ту же строительную компанию… Столько возможностей, какие перспективы открывало замшелое дело старого еврея! Вот только с английским языком у него слабо…

Под восторженные крики пассажиров и команды они миновали какой-то там маяк: оказалось, лайнер поставил рекорд скорости, и Альфред радовался вместе со всеми, причисляя себя к этому успеху, как будто не развлекался весь рейс, а просидел, не разгибая спину, на вёслах.

Причальная стенка, ликующая толпа, сходни, суматоха… Сколько улыбающихся, но… чужих лиц.

– Молодой человек! Мистер Лёффер! Да постой же, чудак!

Красотка, словно сошедшая с обложки «Vogue»: узкое платье на узких бёдрах едва прикрывало колени и висело на тонких бретельках, перья на шляпке-клош, под ней лишь яркие губы – пыталась в движущейся толпе «выудить» молодого немца.

«Мистер» остановился, как вкопанный.

– Это Вы меня? Вот не думал, что представитель компании…

– Вы должны…

– Ах, да… Мне говорили… Циркуль чертит лишь дугу… Ерунда какая…

– Ерунда бывает опасна… Полный круг, мой ответ… Хелло! С прибытием в Америку, мистер Лёффер! Я – Элис. Идёмте, у меня авто.

Всё так стремительно! Это Америка, дружок.

4

Звуки патефона разносили вакханалию джаз-банда по всему маленькому пансиону и вырывались через открытое окно комнаты №4 на тихую улочку городка Парамус. Слышался гомон нескольких мужских голосов, аплодисменты, смех…

Время было позднее, но хозяйка заведения не смела пресечь веселье молодых людей, арендовавших её меблированные комнаты для, как они выразились, «трогательного прощания с безумной молодостью» их холостого приятеля. Уж очень приличные деньги заплатили они за «небольшое беспокойство».